Рышард Крыницкий. Три стихотворения
Могила Иосифа Бродского
На старом кладбище,
чьи стены лижет море.
В евангелическом квартале,
поблизости от Эзры Паунда
и Ольги Радж.
Исчезают верные гости:
хищные чайки,
боязливые ящерки.
У подножья,
под выгоревшей католической
лампадкой,
оставленная кем-то
(в пластиковом пакетике,
от дождя)
компьютерная копия снимка:
больной, исхудавший Бродский
на фоне четырех тетрархов.
Весь в своем
интенсивном взгляде.
На могиле дары умершему:
перевернутый стакан с мелкой
монетой,
пустая четвертинка от водки
с выцветшей этикеткой,
воткнутые в листву
свитки бумаги
может, стихи? может, письма?
просьбы? заклятья?
Пластиковый кубок
полный авторучек
(хватило бы и на вторую,
более долгую жизнь)
Черные пластиковые очки
(снова пластик,
знак времени)
На надгробье камешки,
как на мацеве,
шишка, листик.
Каштан
Когда на Новом Еврейском кладбище в Праге
стоял я над гробом доктора Франца Кафки
с ближайшего каштанового дерева
упал последний каштан
и блеснул на мгновенье
в позднеосеннем послеполуденном свете
среди других каштанов,
листьев, листков бумаги,
камешков и камней.
Голуби
В написанном незадолго до смерти
стихотворении “Последние слова”
Збигнев Херберт вспоминает
поэта Мирослава Холуба
который кормя голубей
из окна V этажа
рухнул вниз
Ошибка чехов?
Я ведь читал в газете
что это Богумил Храбал
выпал из окна больницы
когда кормил голубей.
(Что оказалось, впрочем,
красивой легендой,
выдумкой журналистов)
Не знаю, читал ли Херберт
Храбала.
Не знаю,
любил ли голубей
сердечный сюрреалист Холуб
(я его встретил когда-то в Мальме).
Но помню прекраасно, как Херберт
кормил горлинку
на подоконнике в кухне
в своей квартире
на Променаде
в феврале 1982 года
(Еще держались морозы
и военное положение).
Херберт. Холуб. Храбал.
Три разных судьбы.
Три голубя седых
и еще одна
совиная загадка.
Пер. Владимира Британишского