Томас Гарди. После меня
избранное стихотворение
Когда Настоящее запрёт заднюю дверь за моим трепетным посещением
И месяц май заплещет радостными зелеными листьями, словно крыльями,
Нежными, как только что спряденный шелк, скажут ли соседи:
“Он был человеком, всегда замечавшим такие вещи”?
А может, в сумерках, когда, беззвучно, как мгновение ока,
Росный ястреб пролетит сквозь тени и сядет
На гнутый ветром стебель нагорного терновника, зевака подумает:
“Наверняка этот вид был ему хорошо знаком”.
Если я отойду в ночной черноте, мотыльковой и теплой,
Когда ежик украдкой переходит лужайку,
Кто-то может сказать: “Он хотел, чтоб такие невинные твари не попали в беду,
Но мало что мог для них сделать; и вот — его нет”.
Если, узнав, что я, наконец, упокоился, они встанут у дверей
И взглянут на полное звезд небо, что видно зиме,
Осенит ли тех, кто больше не встретит мое лицо, мысль:
“У него был наметанный глаз на подобные тайны”?
И скажет ли кто-нибудь, когда прощальный колокол зазвонит по мне во мраке,
И встречный ветерок вдруг прервет его звуки,
А потом они снова польются с другим колокольным ударом:
“Теперь он не слышит звона, а раньше замечал такие вещи”?
1917
Перевод Александра Сумеркина
Когда Настоящее запрёт заднюю дверь за моим трепетным посещением
И месяц май заплещет радостными зелеными листьями, словно крыльями,
Нежными, как только что спряденный шелк, скажут ли соседи:
“Он был человеком, всегда замечавшим такие вещи”?
А может, в сумерках, когда, беззвучно, как мгновение ока,
Росный ястреб пролетит сквозь тени и сядет
На гнутый ветром стебель нагорного терновника, зевака подумает:
“Наверняка этот вид был ему хорошо знаком”.
Если я отойду в ночной черноте, мотыльковой и теплой,
Когда ежик украдкой переходит лужайку,
Кто-то может сказать: “Он хотел, чтоб такие невинные твари не попали в беду,
Но мало что мог для них сделать; и вот — его нет”.
Если, узнав, что я, наконец, упокоился, они встанут у дверей
И взглянут на полное звезд небо, что видно зиме,
Осенит ли тех, кто больше не встретит мое лицо, мысль:
“У него был наметанный глаз на подобные тайны”?
И скажет ли кто-нибудь, когда прощальный колокол зазвонит по мне во мраке,
И встречный ветерок вдруг прервет его звуки,
А потом они снова польются с другим колокольным ударом:
“Теперь он не слышит звона, а раньше замечал такие вещи”?
1917
Перевод Александра Сумеркина